|
Номер 9(73)
Разрезать и склеить
В Музее личных коллекций проходит выставка, продолжающая цикл под общим названием “Графика в ХХ веке”.
В фокусе внимания нынешней экспозиции оказалось искусство коллажа. Два предыдущих проекта из этой серии назывались “Книга художника. 1960-е–1990-е” и “Метаморфозы бумаги”. Третья выставка продолжает исследовать периферийные зоны понятия “графика”, граничащие с другими разделами изобразительного искусства. “Книга художника” представляла книгу как авторский объект, “Метаморфозы бумаги” помимо прочего включали в себя, например, объемную скульптуру из бумаги. “Коллаж в России” подобно предшествующим выставкам показывает то, что по соглашению искусствоведов причисляется к графике для удобства музейной классификации, а на самом деле – какая-то совершенно отдельная часть искусства.
Строго говоря, существует немало слов для обозначения того, что украшает сейчас стены музея на Волхонке. “Аппликация”, “ассамбляж”, “фотомонтаж”, просто “монтаж” - термины равноправные “коллажу”. Алексей Крученых для обозначения техники альбома “Вселенская война”, выполненного им вместе с Ольгой Розановой в 1916-1917 годах, предлагал слово “клей” или “цветная клей”. И все-таки с конца десятых годов именно французское “коллаж” стало обозначать и технику, и произведение, выполненное в ней.
Наклеивать, пришивать и прикладывать разнородные элементы на плоскость начали, конечно, не в ХХ веке. Взять хотя бы оклады икон – типичная аппликация. Но ушедшее столетие особенно полюбило этот метод и акцентировало его как художественный. Можно сказать, что коллаж пришел вместе с ХХ веком. Вместе с развалом цельной картины мира, смещением, разломом и хаосом внутри и вовне человека. Не случайно термин “коллаж” прижился сначала в творчестве ярко выраженных “детей века” – итальянских футуристов, дадаистов и сюрреалистов.
Если искать первопроходцев на российской почве, то сразу вспоминаются “Бубновые валеты” и хрестоматийная картина Петра Кончаловского “Сухие краски” (1913), где в написанный маслом натюрморт внедряется бумажная этикетка. Это – только начало. Дальше технический прием – лишь один из ряда изобразительных средств – берет на себя смелость быть самостоятельным. И ему отдают свои силы такие мастера, как Куприн, Экстер, Лисицкий, Родченко, Клуцис…. В ход идут обрывки газет, кусочки бумаги или ткани, веревки, фотографии и т.д. Татлинские контррельефы по большому счету – тоже коллажи, ассамбляжи точнее. Коллаж и аппликация, кстати, становятся учебными дисциплинами в легендарном учебном заведении – ВХУТЕМАСе.
Раздробить или наоборот склеить из кусочков развалившийся на части мир пытаются кубисты, конструктивисты и все представители нового искусства. Коллаж им в этом незаменимый помощник. В нем отчасти реализуется страстное желание цельности, единства и стабильных фиксированных форм - поймать мятущиеся осколки реальности и приклеить “на место”. С другой стороны – желание нового миростроительства: “Мы наш, мы новый...”, но сначала, как известно, надо разрушить до основанья. Это дух эпохи, в которой коллаж – больше чем техника – способ мироощущения. Единство разрушения и созидания в коллаже проявляется, как ни в одной другой изобразительной технике, и, кажется, замечательно иллюстрирует двадцатый век вообще.
Если на экспозицию в Музее личных коллекций смотреть, таким образом, а не просто как на графическую технику, то коллаж становится явлением почти эпическим, но одновременно остается очень личным. Способ формирования лоскутного месива, несомненно, всегда имеет глубокую внутреннюю логику и является картиной из кусочков индивидуального мира. Не важно, был ли это мир раздрая и катаклизмов или художник собрал фрагменты мира счастливого и цельного, выбирая их по своему усмотрению. По ним-то, по этим кусочкам, можно многое узнать о художнике, так же как по мазкам и характеру линий. Даже если у коллажа прикладное назначение, как в эскизах сценографии Юрия Анненкова или в иллюстрациях Густава Клуциса, или в эскизе модного платья от Александры Экстер, он все равно – скопище ассоциаций и пластический предпочтений. Так что коллаж техника не менее индивидуальная, авторская, чем все остальные способы изобразительного творчества.
Язык его “читается” даже более отчетливо, поскольку вынужденно лапидарен. Он изобилует “цитатами”, клише и готовыми продуктами цивилизации, что делает его в конце ХХ века идеальным выражением для постмодернистского мировоззрения. Многослойные коллажи Веры Митурич-Хлебниковой, бумага ручного отлива Валерия Орлова, игральные карты, выполняющие роль визитной карточки Владимира Немухина – вещи, прочно вклеенные в ткань современного искусства.
Выставка, не претендуя на всеохватность и ограничившись разумным объемом (что уже является ее несомненным плюсом), тем не менее, дает легко читаемый и довольно пестрый эскиз истории коллажа в России: от Крученых и Розановой до Янкилевского и Немухина, от Родченко до Кукрыниксов, от Сергея Параджанова до “митьков”. Музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина и Третьяковка вместе слепили неплохой экспозиционный коллаж – фрагментарный и допускающий лакуны, но таким образом – соответствующий материалу.
|
|
