|
Номер 19(64)
Россия глазами итальянцев
“Итальянец видит Россию не так, как русский”, заявил нам, исходя из своего долгого опыта, член итальянского парламента Дарио Ривольта, помощник вице-президента Ассоциации итальянцев во всем мире; другая ширь, другая глубина и даже сами чувства или тревоги другие.
Ведь итальянцы всегда называли США – Америкой, СССР – Россией, не знали, что Югославия – это в сущности выдумка Тито. Потом произошло столько перемен, столько всего: пала Берлинская стена, и огромный, неведомый Восток вдруг предстал перед Западом.
В двух шагах от единственной настоящей границы Италии, недалеко от области Фриули-Венеция-Джулия, разразилась война. В Триесте была слышна канонада; и стала понятна жестокая, грубая разница между Словенией и Боснией-Герцеговиной, между Хорватией и Сербией. Потом были Косово, Черногория, Македония и появилось понимание, что есть мир, о котором ничего не известно, в котором ничто не понятно.
Итальянцы начали смотреть дальше, понимать больше, разбираться меньше. Они открыли, что Россия – это только то, что принадлежит русским; что Эстония, Латвия и Литва не только линии в атласе, но и страны; что на юго-востоке есть государства, страны, республики, анклавы – неведомые, далекие, таинственные. Что существуют Молдова, Азербайджан, Украина, Белоруссия, Грузия, Таджикистан. Но если все итальянские дети знают, где Франция и что ее столица – Париж или что есть Россия со столицей Москвой, Украину знают только потому, что оттуда родом Шевченко, а если попросишь показать ее пальцем на карте мира, широко раскрывают глаза, если просишь назвать ее столицу, замолкают, и даже папы с мамами не могут им помочь.
Итальянцы включали телевизоры, чтобы посмотреть, как по ступеням Фестиваля песни в Сан-Ремо спускается Михаил Горбачев, но они не знают, что русские смотрят на него и оценивают совсем по-другому. Итальянцы болели за него, а потом за Владимира Путина, особенно после того, как его в 2000 году выбрали президентом 70-ю процентами голосов. Однако все это без понимания различий, дистанций между ними.
Итальянцы уже не знают, что думать о Чечне после нападения на театр на Дубровке боевиков группы ‘Рияд эс Аллах-ина’ во главе с 23-летним Мовсаром Бараевым. Не знают, осуждать спецназ за гибель людей в блицоперации по освобождению театра или террористов за захват 750 заложников во имя свободы своего народа. Итальянцы не знают, что Арби Бараев, дядя Мовсара, унаследовавшего лидерство после его смерти, был убит российскими военными, так как его считали самым жестоким похитителем русских и иностранцев в Чечне! Что ему приписывали отсечение голов у трех британцев и одного новозеландца, которые там работали по контракту с одной западной компанией.
В общем, половинчатая позиция, как в вопросе между Израилем и Палестиной: ни тем, ни этим, лишь бы не ошибиться. То они с Путиным, то они с комментаторами, например, с авторитетным Отто Лацисом, заместителем главного редактора «Новых Известий», который критиковал не только акцию группы «Альфа», но и действия российских войск в Чечне. Как знать, а, может, у чеченцев тоже есть право на автономию, которая казалась возможной, когда в 1997 году Россия на какой-то момент признала свободно избранное правительство Аслана Масхадова. Того самого Масхадова, чьего представителя в Европе Ахмеда Закаева Кремль в ноябре безуспешно просил выдать Данию, которая сначала его арестовала, а потом выпустила, продержав в тюрьме 38 дней. Закаев, обвиняемый в зверских убийствах, первым делом скрылся; затем в лондонском аэропорту Хитроу его задержали агенты Скотланд-Ярда, отпустившие его, когда актриса Ванесса Редгрейв (поставив в весьма неловкое положение самого британского премьера Тони Блэра) заплатила солидный залог в 50.000 фунтов стерлингов, предоставив ему и членам его семьи пристанище в собственном доме.
У итальянцев, испанцев или англичан есть свои позиции, но понравилось бы итальянцам, если бы область Альто-Адидже решила стать австрийской или независимой? А в Испании разве не независимости требуют баски? А в Великобритании разве не того же самого хотели бы ирландские католики? Проще, если охота заберет, объявить правыми чеченцев – далеких, хуже известных, более достойных снисхождения. Путин сравнил их террор с террором «Аль-Каиды», самого Масхадова – с Усамой Бен Ладеном, обвинив чеченских сепаратистов в “экстремизме и религиозном радикализме”. Но чеченцы на нас не нападали, не совершали терактов, в которых гибли бы западные граждане (и потому, как сказал председатель КЕС Романо Проди, “в Чечне может быть только политическое решение”), главное, они этого не делали на Западе, а театр на Дубровке расположен так далеко. Разница вся в этом.
Наверное, очень мало итальянцев читали «Хаджи Мурата», повесть, написанную Львом Толстым в последние годы жизни о чеченском вожде, который сотрудничает с русскими, чтобы избавиться от врага, в какой-то момент решает действовать самостоятельно, и поэтому его убивают казаки после мужественного сопротивления. Образцовый пример противоречий и интриг, которыми всегда были отмечены русско-чеченские отношения!
Почему столько внимания Грозному и Чечне? Почему после сотен страниц газетных материалов и часов телевизионного эфира о событиях на Дубровке о России, о Путине говорилось только в связи с голосованием в Совете безопасности ООН по вопросу об Ираке/Саддаме; в связи со встречей того же Путина с Бушем в Санкт-Петербурге? Потому что в остальном Россия кажется еще такой далекой, слишком обширной для описания, еще чересчур трудной для понимания, даже для журналистов… но порой даже для самих русских, раз Андрей Кончаловский, брат Никиты Михалкова и тоже режиссер, заявил одной итальянской газете: “слава богу, что я не Путин, ему пришлось взвалить на себя огромную ответственность. С какой стороны ни посмотри, это было поражение: для русских, которые погибли, для чеченцев, которых обложили еще плотнее, чем раньше. Мы все на прицеле терроризма. Третья мировая война уже началась, и у нее нет границ”. Будем надеяться, что он ошибается… хотя его «Дом дураков», удостоенный Гран-при жюри на последнем кинофестивале в Венеции, повествовал о том, что, к несчастью, станет реальностью, оставляющей позади любую невообразимую фантазию любой картины, русской ли, итальянской – не важно.
|
