|
Номер 7(87)
Место для скульптуры
Выставка “Сидур. Портреты современников” открылась в музее Вадима Сидура. Небольшой музей, удаленный от центра Москвы стал хранилищем наследия известного скульптора вскоре после смерти того в в 1986 году.
К удаленности добавляется и впечатление замкнутости этого монографического собрания. Оно усиливается, когда узнаешь о семейном характере музея: работают в нем близкие родственники Вадима Сидура.
На самом деле выставка – это просто небольшое расширение постоянной экспозиции: из фондов достали «Головы современников» - так сам автор называл свою серию скульптурных портретов, сделанных в 1960-е годы. Работы эти вперемешку с графикой заняли совсем небольшое помещение на верхнем этаже сидуровского музея. Для выставки был повод – ее открыли в день восьмидесятилетия скульптора. Кстати пришлось и издание монографии «Вадим Сидур». Таким образом, набралось формальных причин, чтобы вспомнить о художнике, чье наследие несколько подзабылось в последнее время.
Нет, исторической памятью Сидур не сильно обижен. В Третьяковской галерее его работы стоят. В разные справочники по официальному и неофициальному искусству времен «оттепели» и «застоя» он попал. Но фигура его до сих пор кажется неясной. Хорошо известна его биография. Война, тяжелое ранение на фронте (разрывная пуля «погуляла» в его лице и взорвалась в углу челюсти, чудом не унеся на тот свет). Потом – госпиталя, поступление в медицинский институт, резкая перемена места учебы – едет в Москву учиться на скульптора. Далее была работа, многочисленные заказы, но Сидур часто пренебрегает материальной обеспеченностью и официальным признанием ради того, чтобы делать то, что ему нравится. Новая близкая встреча со смертью – инфаркт в возрасте 37 лет только утверждает скульптора на его индивидуальном пути.
Все это – каноническая, ставшая уже почти легендой биография. Но во всей этой фактической информации нет четких ориентиров, – откуда берется стилистика, на чем основываются формальные поиски Сидура. Что понятно, так это мотивация – тяжелый жизненный опыт призвал скульптора вглядываться в трепещущую жизнь, в ее физиологические проявления, в уродства и страдание, в красоту человеческого тела. Один из постоянных мотивов – наследие войны – заставляет Сидура делать скульптуры, знаково выражающие страдание, унижение, скорбь, любовь. Именно эти работы его потом будут тайно вывозиться из страны и обретать крупноформатное воплощение за границей – на улицах многих городов ФРГ, в США.
В то время, как его мелкая пластика, вывезенная многочисленными иностранными поклонниками за рубеж, там выставлялась, приводя в бешенство тех, кто «не уследил», или хуже того – отливалась в двухметровой бронзе и устанавливалась на улицах западноевропейских городов, его занимал единственный вопрос: куда ставить новые работы. В подвале, где он работал, не хватало места и Сидуру приходилось уничтожать, предварительно сфотографировав, старые скульптуры, чтобы разместить новое.
Упомянутую уже монографию написал Михаил Сидур, сын художника и директор его музея. Помимо «Очерка творчества на фоне событий жизни» в издании есть размышления о «втором русском авангарде», нонконформизме и т.п. Темы актуальные вообще и в отношении Вадима Сидура в частности. Потому что, например, перемещение работ художника из одного зала Третьяковки в другой может поменять его положение в истории искусств. И если, скажем, произведения Сидура вытащить из третьяковского зала нонконформистов и перенести в соседство с художниками чуть большего официального «благополучия» (Павлом Никоновым, Николаем Анроновым и др.), то ошибки не будет; собственно, ничего не изменится. Потому что не диссидент, а Художник. И работал в подвале, потому что там не мешали, а не из идейных соображений.
Экспрессивная форма многих его произведений, экстравагантные фривольности из водосточных труб или концепция «Гроб-арта» - все это так и просится в раздел «другого», альтернативного искусства. Попадание Сидура на страницы вольнодумного журнала «А-Я», например, было закономерным – скульпторов подобной свободы, способных вести «диалог» с Муром или Джакометти, было не так уж много. Хотя сидуровское ощущение телесности почти не имело под собой модернистских корней, в том смысле, что не видел он толком ни Мура, ни Джакометти, ни Липшица, ни Цадкина.
Архаическая пластика, надгробия русского скульптора Мартоса, редкая западная скульптура в собраниях советских музев, да еще, несомненно, современный дизайн – вот культурная почва, на которой взростали скульптуры Сидура. Почвой эмоциональной была его жизнь, которую после своего «второго рождения» в 1945-м и «третьего» в 1961-м он не разделял уже с судьбами других людей, с судьбой всего человечества.
Музей Вадима Сидура. Ул. Новогиреевская, 37, стр. 2. Метро «Перово».
|
|
